Игры с дьяволом»
Н. И. Злыгостева
Выставочный зал художественного музея. В годы моей юности он собирал не только художников, но и студентов, преподавателей, врачей, инженеров. В его залах шли интереснейшие дискуссии о живописи, об искусстве и путях его развития, о судьбе Отечества. Они поднимали над обыденностью, учили глубоко и сильно чувствовать, размышлять. Позже я часто приводила сюда своих студентов и видела их сияющие глаза, открывшие прежде неведомый им прекрасный и удивительный мир. Мне в ту пору казалось, что так будет всегда. Увы, я горько заблуждалась.
В последние годы слишком многое изменилось и в нашей жизни, и в стенах выставочного зала. Многое из того, что ныне нередко экспонируется в нём, вызывает чувство недоумения, полного неприятия – и нравственного, и эстетического. Это, прежде всего, касается так называемого современного искусства. Само это словосочетание вызывало и вызывает у меня, да и не только у меня, удивление.
Подлинное искусство, несущее в себе отблеск Вечного, не ограничено временными границами, а оттого интересно и актуально всегда. А, если оно ограничивает себя только временем, которому принадлежит, то является ли оно искусством? Мне могут возразить: конечно же, да, ведь есть же у них свои адепты, свои поклонники.
Но мне в этом случае вспоминается андерсеновская сказка о голом короле, о хитрых мошенниках, продававших королю несуществующий наряд и заставлявших всех окружающих им восхищаться. И это было вовсе не трудно, поскольку любой отрицающий существование нового королевского платья объявлялся глупцом.
Согласитесь, знакомая ситуация: человек, искренне не видящий в работах современных художников ни творчества, ни искусства, в лучшем случае объявляется ретроградом, примитивным обывателем, ну, а в худшем… Поэтому так много у нынешних ловких дельцов от искусства и последователей, и сторонников, и защитников, в том числе и во власти. А вот простодушных мальчиков, способных во всеуслышание сказать, что король голый, увы, немного.
Да и услышат ли их? Вот, казалось бы, совсем недавно во многих средствах массовой информации прошло немало разоблачительных материалов о деятельности известного галериста М. Гельмана и его сподвижников в Перми. Достаточно назвать публикацию пермского литератора Юрия Беликова «Исход гельманоидов» в газете «Пермский писатель» за 5 февраля 2013 г., где он пишет, что из столицы в Пермь был послан «отряд постмодернистов посмотреть, что будет. И вот другая цивилизация пришла сюда, как инопланетная, со своим ироничным космосом. Ясно, что пришельцы имитировали этаких продвинутых европейцев». Ловких гельманоидов разоблачили, вытеснили из пермского пространства, но дело их как жило, так и продолжает жить на бескрайних российских просторах. В их «культурный альянс» оказались втянутыми многие города и веси, увы, среди них оказалась и Вятка.
На афишах, зазывавших на последнюю выставку, – новые имена, новые работы, но за ними всё та же пошлость, непрофессионализм и тяга к разрушению. Речь идёт о выставке с двусмысленным и провокационным названием «Ниже Нижнего». Зритель, ищущий острых ощущений и привыкший к тому, что нынешнее искусство именно их ему и предлагает, придёт в выставочный зал именно за ними. А речь, оказывается, идёт не только о явных намёках на содержание творчества ряда художников, но и о географическом пространстве, в котором они живут, – от Нижнего и ниже. Вообще, следует отметить, что эпатаж, провокация, скандал – приём, далеко не новый. Там, где нет истинного таланта и творчества, именно ими привлекается внимание публики. Достаточно вспомнить выступления некоторых русских футуристов, к примеру, Бурлюка и Кручёных, привлекавших интерес к своей особе скандальным эпатажем. Ничего не изменилось за последнее столетие, разве что скандалы стали вульгарнее, а эпатаж примитивнее.
Да и то сказать – модерн рубежа XIX–XX веков в немалой мере отражал трагедию мировоззренческую и творческую людей, безусловно, одарённых, но утративших внутренние смыслы и искавших себя в создании новых художественных форм. О бесперспективности и тупиковости элитарного искусства писал один из выдающихся европейских мыслителей XX века – испанец Ортега-и-Гассет. Он был убеждён в том, что достаточно быстро оно выродится, талантливые художники сменятся бездарными имитаторами, и оно сольётся с искусством массовым, превратившись в собственную пародию. Слова, подтверждённые скульптором Эрнстом Неизвестным, говорившим: «то, что в начале 20 века было трагедией, в 21 веке превратилось в фарс».
Ну, а теперь о самой выставке. На ней есть плазмы, инсталляции, но нет искусства в подлинном, традиционном его понимании. Всё, что на ней представлено, выполнено в реалиях постмодернизма. Его идеи, хотя и вульгарно истолкованные, нашли отражение и в книге с названием, аналогичным выставке. Её авторы Э. Абубакиров, Е. Стрелков, В. Филимонов сразу заявляют о том, что всё представленное ими и в книге, и на выставке, – это ирония на псевдокраеведение. Они старательно стирают границы между конкретной и выдуманной ими исторической реальностью. Ироническому, а чаще всего глумливому осмеиванию подвергается в прошлом почти всё, и в сознании зрителей смешивается то, что было, с тем, чего никогда не могло быть. Но на истории авторы предлагаемых проектов не останавливаются. Они пытаются опошлить, принизить, извратить символы, которые были и продолжают оставаться священными. А вот это по-настоящему страшно, и как тут не вспомнить П. Сорокина – одного из крупнейших мыслителей прошлого века, писавшего, что в наше время всё и вся от Бога до сатаны высмеивается и унижается, и «тем самым оскверняются самые хранимые моральные и религиозные ценности. Обобщая, можно сказать, что современное искусство – преимущественно музей социальной и культурной патологии»1.
Посмотрите на представленный на выставке русский букварь, названный «Ака-Бяка», создателями которого являются вымышленные Кузьма и Демьян. И вот уже нет великой русской книги, учившей словом добру и любви, а есть уродливые и глумливые «аки-бяки». И нет святых Козьмы и Дамиана, а есть некие придурковатые Кузьма да Демьян, способные, разве что, какую-то бяку создать и дурные головы загадить.
Стирание нравственных и эстетических границ прослеживается в контексте всей выставки. Но наиболее выразительно оно прочитывается в центральном её объекте - «Третья идея». Претенциозно в ней всё от названия, претендующего то ли на «третью волну», то ли на «третий Рим» в искусстве. Её автор Е. Стрелков в стирании нравственных ограничений доходит до логического для постмодернизма абсурда. Созданный им «шедевр» – это «симулякр» – обманка. Бесплотные ангелы в «иконостасе» благодаря подсветке обретают плоть, а вместо Христа в центре «иконостаса» – пустота, провал.
Пустота в христианстве – это символ нечистого, злого. А отсутствие образа есть не что иное, как безобразие. Вот вам и Антихрист в его реальном воплощении. Прав, прав был В. Соловьёв, утверждавший, что, когда он придёт в мир, то встретят его рукоплесканиями и восторгом. Страшно и вдвойне страшно оттого, что основные посетители выставки – молодые ребята – студенты, не очень много читавшие, многие никогда не переступавшие порога храма. Покажи им подобный «иконостас» – и они поверят в его подлинность и святость. Молодые, ещё не обретшие духовного и нравственного опыта, тянутся к новому, с их точки зрения, неизвестному и необычному. И авторитетом у них пользуются нередко те, кто всё старое осмеивает и отвергает.
Ещё в позапрошлом веке Иван Тургенев писал о том, что прослыть умным в России легко – отрицай всё и вся, и на тебя смотреть будут с восторгом. Но там, где отрицание прежнего ограничивается только его разрушением, не предлагающим ничего взамен, оно оборачивается проявлением интеллектуальной, нравственной, творческой ущербности. Отсюда тяготение к техническим средствам, предлагающим нам всё тот же «симулякр», живущий в виртуальной реальности, а не подлинное произведение искусства. И как вновь не вспомнить П. Сорокина, писавшего, что разрушение искусства проявляется в имитации, в подмене качества техническими средствами и приёмами. А, что касается профессионального уровня, то он на стадии разрушения становится настоящим недугом. Он, по сути, объявляет приговор современному искусству, лишённому духовных и нравственных основ, отрицающему культурные традиции. «Вместо того, чтобы произрастать из недр культуры, такое искусство поддерживается лишь неустойчивой фантазией одного художника. Почва неустойчивая и сухая, и чаще всего на ней прорастают поверхностные, пустые псевдоценности»2.
Но вернёмся к выставке, претендующей не только на новое в искусстве, но и в познании истины. Да, да, ни больше, ни меньше. Так и написано в выше названной книге, что в представленной выставке «зёрна истины щедро рассыпаны по полю фантазии». Вот только отыскать их на нём фантастически сложно. Да и, памятуя Сократа, можно сказать: «нельзя родить истину, если ты ею не беременен».
Выставка не вызвала споров – с опровергающим основы не спорят. Но она вызвала скандал, противостояние, возможно, именно этого добивались её устроители. Но совершенно не понятна позиция областного департамента культуры, позволившего открыть её в выставочном пространстве государственного музея, а не в частной галерее. Да ещё в Год культуры, да ещё в дни Великого поста. Надеюсь, что это не сознательный умысел, а недопонимание.
Отрадно отметить, что на общегосударственном уровне появилось понимание того, что без сохранения основ нашей традиционной культуры нас ждёт очередная национальная катастрофа. Президент В. Путин открыто сказал о том, что её утрата обернётся утратой национального культурного кода, а, значит, исчезновением нас как нации и как народа. Искусство должно быть силой объединяющей, а не разделяющей людей, не противопоставляющей их друг другу. Жаль, что эти слова в глубинке не были услышаны. И всё-таки в этом событии было то, что по-настоящему порадовало. Среди тех, кто не принял выставку, было много молодёжи, у которой появилось желание объединиться и активно противостоять разрушению культуры. Это обнадёживает.
Примечания
1 Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М., 1999. С. 456.
2 Там же. С. 459.
Н. И. Злыгостева
Выставочный зал художественного музея. В годы моей юности он собирал не только художников, но и студентов, преподавателей, врачей, инженеров. В его залах шли интереснейшие дискуссии о живописи, об искусстве и путях его развития, о судьбе Отечества. Они поднимали над обыденностью, учили глубоко и сильно чувствовать, размышлять. Позже я часто приводила сюда своих студентов и видела их сияющие глаза, открывшие прежде неведомый им прекрасный и удивительный мир. Мне в ту пору казалось, что так будет всегда. Увы, я горько заблуждалась.
В последние годы слишком многое изменилось и в нашей жизни, и в стенах выставочного зала. Многое из того, что ныне нередко экспонируется в нём, вызывает чувство недоумения, полного неприятия – и нравственного, и эстетического. Это, прежде всего, касается так называемого современного искусства. Само это словосочетание вызывало и вызывает у меня, да и не только у меня, удивление.
Подлинное искусство, несущее в себе отблеск Вечного, не ограничено временными границами, а оттого интересно и актуально всегда. А, если оно ограничивает себя только временем, которому принадлежит, то является ли оно искусством? Мне могут возразить: конечно же, да, ведь есть же у них свои адепты, свои поклонники.
Но мне в этом случае вспоминается андерсеновская сказка о голом короле, о хитрых мошенниках, продававших королю несуществующий наряд и заставлявших всех окружающих им восхищаться. И это было вовсе не трудно, поскольку любой отрицающий существование нового королевского платья объявлялся глупцом.
Согласитесь, знакомая ситуация: человек, искренне не видящий в работах современных художников ни творчества, ни искусства, в лучшем случае объявляется ретроградом, примитивным обывателем, ну, а в худшем… Поэтому так много у нынешних ловких дельцов от искусства и последователей, и сторонников, и защитников, в том числе и во власти. А вот простодушных мальчиков, способных во всеуслышание сказать, что король голый, увы, немного.
Да и услышат ли их? Вот, казалось бы, совсем недавно во многих средствах массовой информации прошло немало разоблачительных материалов о деятельности известного галериста М. Гельмана и его сподвижников в Перми. Достаточно назвать публикацию пермского литератора Юрия Беликова «Исход гельманоидов» в газете «Пермский писатель» за 5 февраля 2013 г., где он пишет, что из столицы в Пермь был послан «отряд постмодернистов посмотреть, что будет. И вот другая цивилизация пришла сюда, как инопланетная, со своим ироничным космосом. Ясно, что пришельцы имитировали этаких продвинутых европейцев». Ловких гельманоидов разоблачили, вытеснили из пермского пространства, но дело их как жило, так и продолжает жить на бескрайних российских просторах. В их «культурный альянс» оказались втянутыми многие города и веси, увы, среди них оказалась и Вятка.
На афишах, зазывавших на последнюю выставку, – новые имена, новые работы, но за ними всё та же пошлость, непрофессионализм и тяга к разрушению. Речь идёт о выставке с двусмысленным и провокационным названием «Ниже Нижнего». Зритель, ищущий острых ощущений и привыкший к тому, что нынешнее искусство именно их ему и предлагает, придёт в выставочный зал именно за ними. А речь, оказывается, идёт не только о явных намёках на содержание творчества ряда художников, но и о географическом пространстве, в котором они живут, – от Нижнего и ниже. Вообще, следует отметить, что эпатаж, провокация, скандал – приём, далеко не новый. Там, где нет истинного таланта и творчества, именно ими привлекается внимание публики. Достаточно вспомнить выступления некоторых русских футуристов, к примеру, Бурлюка и Кручёных, привлекавших интерес к своей особе скандальным эпатажем. Ничего не изменилось за последнее столетие, разве что скандалы стали вульгарнее, а эпатаж примитивнее.
Да и то сказать – модерн рубежа XIX–XX веков в немалой мере отражал трагедию мировоззренческую и творческую людей, безусловно, одарённых, но утративших внутренние смыслы и искавших себя в создании новых художественных форм. О бесперспективности и тупиковости элитарного искусства писал один из выдающихся европейских мыслителей XX века – испанец Ортега-и-Гассет. Он был убеждён в том, что достаточно быстро оно выродится, талантливые художники сменятся бездарными имитаторами, и оно сольётся с искусством массовым, превратившись в собственную пародию. Слова, подтверждённые скульптором Эрнстом Неизвестным, говорившим: «то, что в начале 20 века было трагедией, в 21 веке превратилось в фарс».
Ну, а теперь о самой выставке. На ней есть плазмы, инсталляции, но нет искусства в подлинном, традиционном его понимании. Всё, что на ней представлено, выполнено в реалиях постмодернизма. Его идеи, хотя и вульгарно истолкованные, нашли отражение и в книге с названием, аналогичным выставке. Её авторы Э. Абубакиров, Е. Стрелков, В. Филимонов сразу заявляют о том, что всё представленное ими и в книге, и на выставке, – это ирония на псевдокраеведение. Они старательно стирают границы между конкретной и выдуманной ими исторической реальностью. Ироническому, а чаще всего глумливому осмеиванию подвергается в прошлом почти всё, и в сознании зрителей смешивается то, что было, с тем, чего никогда не могло быть. Но на истории авторы предлагаемых проектов не останавливаются. Они пытаются опошлить, принизить, извратить символы, которые были и продолжают оставаться священными. А вот это по-настоящему страшно, и как тут не вспомнить П. Сорокина – одного из крупнейших мыслителей прошлого века, писавшего, что в наше время всё и вся от Бога до сатаны высмеивается и унижается, и «тем самым оскверняются самые хранимые моральные и религиозные ценности. Обобщая, можно сказать, что современное искусство – преимущественно музей социальной и культурной патологии»1.
Посмотрите на представленный на выставке русский букварь, названный «Ака-Бяка», создателями которого являются вымышленные Кузьма и Демьян. И вот уже нет великой русской книги, учившей словом добру и любви, а есть уродливые и глумливые «аки-бяки». И нет святых Козьмы и Дамиана, а есть некие придурковатые Кузьма да Демьян, способные, разве что, какую-то бяку создать и дурные головы загадить.
Стирание нравственных и эстетических границ прослеживается в контексте всей выставки. Но наиболее выразительно оно прочитывается в центральном её объекте - «Третья идея». Претенциозно в ней всё от названия, претендующего то ли на «третью волну», то ли на «третий Рим» в искусстве. Её автор Е. Стрелков в стирании нравственных ограничений доходит до логического для постмодернизма абсурда. Созданный им «шедевр» – это «симулякр» – обманка. Бесплотные ангелы в «иконостасе» благодаря подсветке обретают плоть, а вместо Христа в центре «иконостаса» – пустота, провал.
Пустота в христианстве – это символ нечистого, злого. А отсутствие образа есть не что иное, как безобразие. Вот вам и Антихрист в его реальном воплощении. Прав, прав был В. Соловьёв, утверждавший, что, когда он придёт в мир, то встретят его рукоплесканиями и восторгом. Страшно и вдвойне страшно оттого, что основные посетители выставки – молодые ребята – студенты, не очень много читавшие, многие никогда не переступавшие порога храма. Покажи им подобный «иконостас» – и они поверят в его подлинность и святость. Молодые, ещё не обретшие духовного и нравственного опыта, тянутся к новому, с их точки зрения, неизвестному и необычному. И авторитетом у них пользуются нередко те, кто всё старое осмеивает и отвергает.
Ещё в позапрошлом веке Иван Тургенев писал о том, что прослыть умным в России легко – отрицай всё и вся, и на тебя смотреть будут с восторгом. Но там, где отрицание прежнего ограничивается только его разрушением, не предлагающим ничего взамен, оно оборачивается проявлением интеллектуальной, нравственной, творческой ущербности. Отсюда тяготение к техническим средствам, предлагающим нам всё тот же «симулякр», живущий в виртуальной реальности, а не подлинное произведение искусства. И как вновь не вспомнить П. Сорокина, писавшего, что разрушение искусства проявляется в имитации, в подмене качества техническими средствами и приёмами. А, что касается профессионального уровня, то он на стадии разрушения становится настоящим недугом. Он, по сути, объявляет приговор современному искусству, лишённому духовных и нравственных основ, отрицающему культурные традиции. «Вместо того, чтобы произрастать из недр культуры, такое искусство поддерживается лишь неустойчивой фантазией одного художника. Почва неустойчивая и сухая, и чаще всего на ней прорастают поверхностные, пустые псевдоценности»2.
Но вернёмся к выставке, претендующей не только на новое в искусстве, но и в познании истины. Да, да, ни больше, ни меньше. Так и написано в выше названной книге, что в представленной выставке «зёрна истины щедро рассыпаны по полю фантазии». Вот только отыскать их на нём фантастически сложно. Да и, памятуя Сократа, можно сказать: «нельзя родить истину, если ты ею не беременен».
Выставка не вызвала споров – с опровергающим основы не спорят. Но она вызвала скандал, противостояние, возможно, именно этого добивались её устроители. Но совершенно не понятна позиция областного департамента культуры, позволившего открыть её в выставочном пространстве государственного музея, а не в частной галерее. Да ещё в Год культуры, да ещё в дни Великого поста. Надеюсь, что это не сознательный умысел, а недопонимание.
Отрадно отметить, что на общегосударственном уровне появилось понимание того, что без сохранения основ нашей традиционной культуры нас ждёт очередная национальная катастрофа. Президент В. Путин открыто сказал о том, что её утрата обернётся утратой национального культурного кода, а, значит, исчезновением нас как нации и как народа. Искусство должно быть силой объединяющей, а не разделяющей людей, не противопоставляющей их друг другу. Жаль, что эти слова в глубинке не были услышаны. И всё-таки в этом событии было то, что по-настоящему порадовало. Среди тех, кто не принял выставку, было много молодёжи, у которой появилось желание объединиться и активно противостоять разрушению культуры. Это обнадёживает.
Примечания
1 Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М., 1999. С. 456.
2 Там же. С. 459.
Комментариев нет:
Отправить комментарий